1. Лечение "Преднизалоном"
Потом мы собрали все необходимые документы и отвезли их на МСЭ, нам назначили дату прохождения комиссии. И вот настал этот день. Мы приехали за полчаса до открытия, потому что маму при сдаче документов предупредили, что нужно будет ждать в живой очереди. Меня удивило здание, в котором все это находилось. Это был какой-то прилепыш к панельной пятиэтажке-малосемейке. Но это оказалось только началом. Мы зашли в это здание. Комнатка, в которой ожидали люди, довольно небольшого размера, в ней отсутствовали окна. Внутри стены покрашены какой-то мрачной краской, откосы дверей обшарпанные. Побелка на потолках серая, видимо, от старости и пыли, а углах обсыпается штукатурка. По-над стенами стояли деревянные страшные лавки, в углу было что-то вроде лежанки от печки, на стене над этой лежанкой висела лопата и ярко красное ведро, видимо, все это выполняло роль средств пожарной безопасности. Это зрелище вызывало в душе истерический смех, но вот на этих деревянных шатающихся лавках сидели больные люди: больные старики, больные дети – и от этого всего хотелось разрыдаться. Мы сели и стали ожидать своей очереди. Ждать нужно было не один час, и поэтому через некоторое время возник вопрос: «А где находится туалет?» Нам объяснили, что туалет только для врачей, и он находится под замком, а для людей, которые проходят комиссию, туалета нет. В очереди больные люди разговаривали с каким-то волнением, как будто перед экзаменом. Жаловались на то, как комиссия не справедливо дает завышенную группу инвалидности, как эти врачи презрительно и с отвращением относятся к больным людям, как к отбросам общества. Говорили, что все врачи, входящие в комиссию и их родственники сами являются «инвалидами» и у каждого есть группа инвалидности. Все это я слушала с недоумением, я не могла в это поверить. Оказалось, что я была очень наивной. Когда подошла наша очередь, я оперлась на мамину руку, и мы двинулись к кабинету, в котором восседала комиссия. На входе мы встретили врача, которая с возмущением и брезгливостью выпроваживала из кабинета пожилую женщину. Маму в кабинет не пустили. И эта «врач» все с той же брезгливостью, нехотя дала мне руку. Я с трудом добралась до кушетки, уставшая от ожидания в очереди и от нервного напряжения. Все это для меня было очень непросто. Да что там говорить, происходящее повергло меня в ужас. Дальше все происходило по еще более печальному сценарию. Невропатолог сказала мне раздеться. У меня после всего едва оставались на это силы. Потом с каменным, абсолютно безразличным лицом она начала осмотр. При этом мне задавались вопросы, в которых чувствовалась подозрительность и недоверчивость. Как на допросе меня пытались в чем-то поймать и уличить в обмане. Я реально почувствовала себя отбросом общества, «врачи» из комиссии сделали для этого все, разговоры в коридоре для меня теперь стали понятными. Наконец, это все закончилось. Я приехала домой и разрыдалась… Мне дали 2 группу 3-ю степень инвалидности.
2. Лечение в клинике "профессора" А. И. Суханова.
Потом мы собрали все необходимые документы и отвезли их на МСЭ, нам назначили дату прохождения комиссии. И вот настал этот день. Мы приехали за полчаса до открытия, потому что маму при сдаче документов предупредили, что нужно будет ждать в живой очереди. Меня удивило здание, в котором все это находилось. Это был какой-то прилепыш к панельной пятиэтажке-малосемейке. Но это оказалось только началом. Мы зашли в это здание. Комнатка, в которой ожидали люди, довольно небольшого размера, в ней отсутствовали окна. Внутри стены покрашены какой-то мрачной краской, откосы дверей обшарпанные. Побелка на потолках серая, видимо, от старости и пыли, а углах обсыпается штукатурка. По-над стенами стояли деревянные страшные лавки, в углу было что-то вроде лежанки от печки, на стене над этой лежанкой висела лопата и ярко красное ведро, видимо, все это выполняло роль средств пожарной безопасности. Это зрелище вызывало в душе истерический смех, но вот на этих деревянных шатающихся лавках сидели больные люди: больные старики, больные дети – и от этого всего хотелось разрыдаться. Мы сели и стали ожидать своей очереди. Ждать нужно было не один час, и поэтому через некоторое время возник вопрос: «А где находится туалет?» Нам объяснили, что туалет только для врачей, и он находится под замком, а для людей, которые проходят комиссию, туалета нет. В очереди больные люди разговаривали с каким-то волнением, как будто перед экзаменом. Жаловались на то, как комиссия не справедливо дает завышенную группу инвалидности, как эти врачи презрительно и с отвращением относятся к больным людям, как к отбросам общества. Говорили, что все врачи, входящие в комиссию и их родственники сами являются «инвалидами» и у каждого есть группа инвалидности. Все это я слушала с недоумением, я не могла в это поверить. Оказалось, что я была очень наивной. Когда подошла наша очередь, я оперлась на мамину руку, и мы двинулись к кабинету, в котором восседала комиссия. На входе мы встретили врача, которая с возмущением и брезгливостью выпроваживала из кабинета пожилую женщину. Маму в кабинет не пустили. И эта «врач» все с той же брезгливостью, нехотя дала мне руку. Я с трудом добралась до кушетки, уставшая от ожидания в очереди и от нервного напряжения. Все это для меня было очень непросто. Да что там говорить, происходящее повергло меня в ужас. Дальше все происходило по еще более печальному сценарию. Невропатолог сказала мне раздеться. У меня после всего едва оставались на это силы. Потом с каменным, абсолютно безразличным лицом она начала осмотр. При этом мне задавались вопросы, в которых чувствовалась подозрительность и недоверчивость. Как на допросе меня пытались в чем-то поймать и уличить в обмане. Я реально почувствовала себя отбросом общества, «врачи» из комиссии сделали для этого все, разговоры в коридоре для меня теперь стали понятными. Наконец, это все закончилось. Я приехала домой и разрыдалась… Мне дали 2 группу 3-ю степень инвалидности.
Да, то что там сидят одни су...это точно...
ОтветитьУдалить